№ 53 / Лето 2014

интервью OPEN №53 2014 20 — Какими судьбами здесь, Леонид? — Вот пообщаюсь с вами, а потом встречусь с Табако- вым. В кои-то веки в руки попала хорошая пьеса. Перевод- ная, французская. Прислали ее аккурат к моему днюрожде- ния. О лучшем подарке я как актер и продюсер даже не меч- тал! Хочу показать Олегу Павловичу. Может, что-нибудь придумаем сообща. У меня ведь должок перед МХТ. Лет семь или восемь назад я репетировал тут «Свадьбу Кречин- ского». Все было готово — декорации, костюмы, назначен день премьеры. Но спектакль не получался. Хотя команда как на подбор: художник Саша Боровский, замечательные партнеры по сцене… А работа шла мучительно, тяжело. Я это видел, чувствовал. До последнего надеялся: вдруг по- катит, появится легкость, свежее дыхание. Нет, продолжали пробуксовывать. Решили показать незавершенный спек- такль Табакову — первый акт и фрагмент второго без фи- нала. После прогона собрались в актерском фойе, начали обсуждать, и я, улучив момент, рухнул на колени, попросил отпустить на волю. Заменить другим актером или закрыть проект. Авангард Леонтьев сказал: «Сто лет служу в театре, но не припомню, чтобы исполнитель главной роли добро- вольно от нее отказывался». Я стоял на своем: «Олег Павло- вич, вас первого обвинят в дурном вкусе, мол, пригласили в МХТ «цыпленка табака», а постановка вышла проваль- ной…» Я даже пообещал вернуть деньги, которые театр по- тратил на «Свадьбу». Сумма была небольшая — миллионов пять рублей. За полгода отработал бы творческими вече- рами. Табаков ответил, что возвращать ничего не надо, но… обиделся. Правда, месяца через полтора мы встретились и обнялись: мудрый худрук признал мою правоту. Тем не менее я не забыл ту историю и теперь хочу искупить вину перед родным по крови МХТ, хотя и считаю себя воспитан- ником Таганки, где проработал восемь лет. Кстати, с тех пор, с 1984 года, я в статусе свободного художника… Се- годня этим никого не удивишь, а во времена махрового за- стоя я первым среди коллег-артистов решился уйти из теа- тральной труппыв автономное плавание, забросив трудовую книжку в дальний ящик письменного стола. — Добровольно оставили Таганку или вас попросили с вещами на выход? — Ну как? Юрия Любимова лишили советского граж- данства, сняли с поста худрука театра, ему на смену при- шел Анатолий Эфрос, который сказал, что актер Ярмоль- ник ему не нужен. Разумеется, я тут же написал заявление по собственному желанию. Не привык быть там, где меня не хотят… Да что вспоминать? Давняя история, полжизни с той поры пролетело… —Упустил, Леонид, к шестидесятилетию вас награ- дили? Заслужили что-нибудь у Отечества? —Впервые меня собирались сделать заслуженным арти- стом России в сорок пять лет. Тогда секретарем Союза ки- нематографистов был Сергей Соловьев, и он проявлял ини- циативу. Пару раз Михаил Швыдкой, пока работал мини- стром культуры, порывался из добрых побуждений присвоить мне звание. Я гасил поползновения на корню. В свое времяжена категорически предупредила, что не пустит на порог, если соглашусь на какую-нибудь награду. Ксюша не шутила, знаю ее характер. Она ненавидит любые регалии, и ее отношение передалось мне. Понимаете, нельзя стать за- служенным или народным артистом за выслугу лет или по случаююбилея театра. Это не выражает сути профессии, не передает силу зрительской любви. Кроме того, я таганский и прекрасно помню, что Владимир Высоцкий умер без ста- тусных титулов, формально оставшись рядовым актером, но фактически будучи всенародным. Яблизко дружил сОлегом Янковским, которому звание народного дали чуть ли не по- следним указом президента СССР Горбачева. Не сравниваю себя с великими, боже упаси. Вы спросили — я ответил… Словом, и в этот раз предупредил министра Мединского: не поддавайся, если будут подкатываться. Коль дошестидесяти дотянул неотягощенным, то и дальше поживу. У меня есть «Ника», «Серебряный леопард» Локарно, награды других кинофестивалей, Государственная премия 2000 года за фильм «Барак». Вот этим горжусь. — А еще чем? — Да я не из хвастунов, не из тех, кто щеголяет… Люблю дом, который построил. Ну, не в буквальном смысле кирпичи клал, но без моего непосредственного участия там ничего бы не стояло. В подмосковном Поду- шкине живем уже двадцать восемь лет, это самое родное для меня место. — Не Львов, значит? — В том городе прошли мои детские и школьные годы, но теплых чувств к нему не питаю. — Хотя в 1993-м вроде бы даже выправили украин- ский паспорт. —Это другая история! Мой папа был офицером, трид- цать один год отслужил в Советской Армии и получил жилье во Львове. Трехкомнатные хоромы площадью трид- цать семь квадратных метров! Отец очень дорожил квар- тирой. Больше они с мамой ничего не нажили, не обзаве- лись ни дачей, ни машиной… В начале 1990-х годов роди- тели вместе с моей сестрой и племянницей эмигрировали из самостийной Украины в Америку… Все улетели в Нью- Йорк, а квартира во Львове осталась. Папа очень просил ее не бросать. Но для продажи сначала требовалось при- ватизировать жилплощадь, что сделать мог лишь гражда- нин Украины. Ради выполнения отцовской просьбы при- шлось мне развестись с женой, отказаться от российского паспорта и получить украинский. — Оксана согласилась на это? — А куда деваться? Смирилась… Несколько раз я съез- дил во Львов, пытаясь создать иллюзию, будто живу там, параллельно занимался оформлением документов, но бюро- краты в любой стране мира одинаковы, дело тянулось, тяну- лось…Достала меня эта квартира! Я ведь ввязался в историю исключительно из-за родителей, чтобы сделать им приятно, а не ради материальной выгоды. Прекрасно знал, сколько в