№ 54 / Осень 2014

OPEN №54 2014 124 рав был Шкловский: Берлин, чудеснейший из городов, никогда не уложится в один эпитет, разве что «сада» или «острова», а еще точнее — целой гряды островов, что «русские и немцы — это как острова среди воды» — соприкасаются вплотную, но не мешаются никогда. Хлебникова восхитил Тиргартен, Шкловский рассмо- трел Берлин сквозь увеличительные окулярырусского бино- кля и закончил мольбой: «…мне не под силужить в отрыве… позвольте мне вернуться назад…». И ему позволили. Да… Но он был прав: Берлин — гряда островов: французских, русских, испанских, всех, каких вы только захотите, но мы никого не должны молить о возвращении, мы можем вер- нуться в любой момент…Или это я так себя уговариваю? Мы гуляем по островам Берлина, как Хлебников гулял по зоосаду, мы смотрим за происходящим и проговари- ваем его в неторопливом ритме наших шагов… Каждый районБерлина—это остров, живущий по своим законам, несущий свою архитектуру через выражение улиц и ночное молчание площадей вокруг старинных ратуш, или неоготических церквей, или через фасады домов, на бал- коны которых, как буквы, складывающиеся в слова вдоль строки, выходят из глубин квартир на утренний свет их оби- татели и выносят с собой мелкие частицы своей жизни, ко- торые, хотят они этого или нет, складываются в цветную мозаику жизни Берлина… Каждый его район — это как от- дельный город со своим отдельным народом, со своим от- дельным языком и даже манерой одеваться… В каждом районе есть свой антиквариат, а есть то, что мы, дети русской литературы, когда-то называли лавкой старьевщика, где свалено в кучу все барахло от 30-х до 80-х годов уже прошлого столетия… Очень часто, резко взлетев в цене, рухлядь из лавки старьевщика красуется на витрине дорогого антиквариата, а бесконечно драго- ценная вещица вдруг обнаружится в ящике рассохшегося комода фрау Кнорр или фрау Фройнлих тысяча девятьсот одиннадцатого года рождения, и отдадут вам ее за сущий пустяк — билет на метро или дёнер у турка будет при- мерно в ту же цену… Мы отправились на блошиный рынок в Мауэр-парке; собственно, это тоже разновидность лавки старьевщика, только очень большой и под открытым небом, где как всегда толпился пестрый народ, от вчерашних хиппи до по- жилых француженок в котиковых манто и тонких перчат- ках…Никакой особенной цели у нас не было, просто хоте- лось походить между оживленными рядами, на которых гроздьями висели серебряные часы или стояли стоптан- ные — да какое там! — растоптанные сапоги, среди кото- рых вдруг неожиданно стройно очерчивался силуэт боти- льонов с перламутровыми застежками или узкими голени- щами возвышались дамские сапоги с тяжелым каблуком и застежками в виде подковок… Я спросила, какого они вре- мени, мне сказали: 30-х годов… И я почему-то вспомнила, как когда-то модельер Петлюра рассказывал, как купил после долгих хождений и брожений по рынку в Мауэр- парке лисью мужскую шубу до пят 10-х годов… И тут же за соседним прилавком турецкие женщины в глухих платках раскатывали тонкие блинчики на раска- ленных дисках плиты и заворачивали в них заманчивые цукаты, сухофрукты и мармелад, и маленькая девочка с двумя черными косичками лениво отгоняла ос веткой. Неожиданно моя дочь Аглая увидела старые игрушки. «Хлам», — сказала я, признав на какой-то дальней полке немецкую куклу с чумазым резиновым личиком и золоти- стыми, почти живыми волосами точь-в-точь как из моего детства. «Я буду это рисовать», — сказала Аглая. «Зачем тебе рисовать медведя без ноги или вот этого выпотрошен- ного плюшевого осла?» «Разве ты не помнишь, —удивилась она, — у нас была тема на дипломе — старинные игрушки?» Она зашла за прилавок и вытянула из-под него высокуюпле- тенуюкорзину с коробкой лото сверху, из которого давным- давно была потеряна добрая половина карточек. Когда она убрала коробку, то оказалось, что корзина вся была запол- ненафарфоровыми куклами, причем некоторые из них были в очень хорошем состоянии. «Вот эти подойдут для масла,— начала Аглая рассаживать кукол по прилавку, — а вот эти лучше для акварели… Кстати, как будет по-немецки “фар- фор”?» «Порцелан», — напомнила я. «Как Поль Целан», — засмеялась она…Где-то пять кукол разного роста и калибра она отобрала для масла, три—для акварели…«Ну что, пой- дем?»—слегка заскучала я…Моросил мелкий дождь, и мне захотелось под навес — заказать чая с узкими полосками имбиря и лимоном, который прямо при мне механически, как заводные зайцы из-под праздничной елки, настрогали бы бармены в почти кипяток… Но тут Аглая со дна достала самую последнюю куклу, на мой взгляд, совершенно неказистую, и принялась вни- мательно ее разглядывать… «Ну, хотя бы ее давай не будем брать?» — взмолилась я. «Она мне кого-то напо- минает… — не понимала Аглая, не выпуская ее из рук, — или что-то…» Я подошла поближе, и она развернула ко мне куклу. Ну, да — шелковое голубое платье в набивных цветах, фарфоровая головка с удивительно выразитель- ными глазами.. Они так блестят — как от влаги, как будто она плакала совсем недавно… и детский смешной рот, как бы обиженный, надутый… Я прикасаюсь к ее подбородку, кукла штайнера Екатерина САДУР РАССКАЗ п