№ 63 / Зима 2016-2017

OPEN №63 2016–2017 124 ак принято — под Новый год мы выбрасы- ваем старые вещи. Я так и сказала Максиму: я должна съездить на дачу и выбросить на- конец, выбросить… сжечь старый хлам. Мы собираемся пожениться с Макси- мом. Он очень-очень хороший. Мы вместе уже второй год, и да — он тот, кто нужен. Надежный и любящий. И пер- спективный инженер в крупной компании. Максим согласился сразу. Он даже не предложил съездить со мной. Он знал, что я откажусь. Порой я ловлю на себе его взгляд, тревожный и печальный… но что я могу поделать? И он ни о чем не спрашивает. Я думаю, он боится, что мы расстанемся. Я сама боюсь этого. Дорога к дому была расчищена — накануне я позво- нила охранникам поселка, и они прочистили тропу к самой двери. Войдя в дом, я пожалела, что осенью не оставила клю- чей охранникам — сейчас могли бы протопить дом, но спасибо и на том, что я не утонула в снегу, добираясь до двери. Я затопила камин. Он должен был прогреть комнату через пару часов. Но я не собиралась торчать тут так долго — дома, в уютной квартире, уже накрыт новогод- ний стол, елка наряжена, гости прибудут вечером. Я подышала на онемевшие пальцы— почему-то в доме казалось холоднее, чем на улице… Я прошла по мерзлым доскам пола в угол комнаты и подергала дверь кладовки. От холода дверные петли перекосились, дверь не поддава- лась. Топориком я подцепила край двери, и она неохотно поддалась. Полки кладовки были плотно забиты короб- ками с разным хламом. Я вытянула большую коробку из- под пылесоса (меня интересовала лишь она) и открыла ее… Пожелтевшие листы бумаги (он писал лишь от руки). Плотная, спрессованная временем и холодом бумажная масса. Летящий косой почерк… Неужели у меня поднимется рука уничтожить это? Но это пожирает мою жизнь. Высасывает жизненные соки, как вампир. Это никому не нужное детское творче- ство, попытка поэзии, обернувшаяся страшной трагедией для одного человека и полным жизненным крахом для другого… Я взяла в руки пожелтевший лист… «Так горят наши вещи, когда они плачут» — строчка почти истерлась от времени, но тот день, когда она была написана, внезапно вспыхнул передо мной… Леша был младше меня на год. Невысокий, смешной и такой худой, что, казалось, ветер свистит в складках его одежонки. Леша — мальчик из хорошей семьи, ему пред- назначено было солидное будущее с престижным вузом. Но Леша был поэтом. Он писал стихи. Он читал их вся- кому, кто хотел слушать, а тех, кто не хотел… язвительно и смешно уничижал, кривя маленький нервный рот. Леше было 17 лет. Мне — 18. Мы были влюблены и грезили о мировой славе для Леши… Я не понимала его горения. А он именно горел. Он как будто был не с нами. Видел нас сквозь марево. Оно раз- деляло нас и… разделило. Мои родители считали Лешу сумасшедшим, но побаивались его острого языка и меч- тали лишь об одном: чтоб детская любовь скорее закончи- лась и я нашла бы себе какого-нибудь девелопера. Я не сужу их, простых и добрых людей. Но ведь и Леша непри- годен был к жизни. Я собиралась стать женой поэта… Но я не знала, что это такое. Мы были просто дети. Леша впадал в истерики от злобных рецензий на свои стихи. Ему отказывали все журналы. Леша пил. И я пила с ним. «Старый стул, креп- кий стул, во дворе он стоит. // Я его разбивал, а он даже не скрипнул. // Весь коричневый, как виолончель или скрипка, // На которой играет последний старик»*. Он и показался мне стариком. Грязный, измученный, с воспаленными глазами и впалыми щеками, весь дрожащий от непонятной мне страсти. Я вдруг поняла, что боюсь… Просто боюсь такой жизни. Полной страсти, муки и бес- конечного гнева на простых людей, не способных понять поэта. Да и поэт ли он? Ведь самые уважаемые критики смеялись над маленьким Лешей, швыряли его листки на пол… так он их доводил своими стихами. — Ты бездарь! — закричала я. — Ты просто графо- ман! Все смеются над твоими стихами! Ты разрушаешь все законы стихосложения! Рифмуешь, как тебе в башку взбредет! Я ждала, что Леша закатит грандиозный скандал. Как только он один умел. На наши скандалы сбегались все РАССКАЗ т старые вещи Нина САДУР