№ 65 / Лето 2017

интервью OPEN №65 2017 20 школа жизни Я родился в 1948 году на Украине, закончил филфак Ленинградского университета. Сменил около тридцати специальностей. Был охотником-промысловиком в Ар- ктике, пионервожатым и вальщиком леса в Коми, учите- лем, кровельщиком, землекопом, журналистом и т. д. С 1975 года работал в газете «Скороходовский рабочий». Где нас не учил никто, мыучили друг друга. Ктона несколько месяцев раньше пришел, тот учил следующего. Потому что текучка… И делали мы на тот момент по профессиональ- ному уровню такую газету, что с нами могли равняться только «Комсомолка» и «Литературка». Больше никто! Я много раз в жизни убеждался, что политический пророк я плохой. Я вместе с большинством полагал, что Советский Союз вечен, что на мой век его хватит с избыт- ком… Для меня не существовало варианта эмиграции по причине родителей, которые ехать не хотели никуда кате- горически. И по такой причине я не мог уехать раньше, чем выйдет первая книга. Потому что иначе это означало уехать побежденным, чего я не мог допустить никак. У меня был весь набор отрицательных анкетных дан- ных. Беспартийный, разведен, безработный, националь- ность, модернизм в прозе. Куда ни плюнь — везде минус. Три года подряд, решив, что уже пишу довольно при- личную короткую прозу, я толкал ее всюду, куда только мог, увы, с равным неуспехом. Варьировались только формы отказа, ничего более. Я хотел только писать и все поставил на выход книги. Я покинул свой город, семью, любимую женщину, друзей, отказался от всех видов ка- рьеры, работы, жил в нищете, пил чай второго сорта, курил окурки и ничем, кроме писания, не занимался. И тогда из Питера я переехал в Таллин. Это случилось в 1979-м. Я думал, что еду в Эстонию в наилучшем случае годика на два-три — издать книгу. Я полагал, что в грани- цах Советского Союза там будет жить чуть-чуть свободней и чуть-чуть легче. Я полагал, что в крайнем случае можно будет прожить какими-то переводами с эстонского… Мне повезло в том отношении, что моим другом — первым, и лучшим, и главным в Эстонии — был стопро- центный эстонец, эстонский националист в хорошем смысле этого слова, эстонский писатель Тед Каллас. Тед был единственный, кто мне реально помог в самое труд- ное время. То есть Тед меня переводил, упоминал обо мне в эстонской прессе, Тед ходатайствовал за меня в изда- тельствах, я жил в его квартире, когда только переехал, он давал мне несколько раз денег сколько-то. В Эстонии ко мне отнеслись несравненно лучше, чем в России. В Эстонию я приехал добровольно, меня туда никто не звал. Если я выбрал ее сам, если в ней я сумел выжить, если в ней меня издали, то я должен сам отвечать за свой выбор… кто великий Литература — занятие физически пассивное, рассла- бляющее и в чем-то даже немужское. И лет до сорока денег на жизнь оно мне не приносило. Зарабатывал я с мая по октябрь «в пампасах», как это для себя назвал: на Алтае, на Таймыре, в Коми и так далее. Осенью возвра- щался домой худой, жилистый, без всяких комплексов и бессонниц да еще с какими-то деньжонками на жизнь до будущего лета. Все свои никогда не существовавшие отношения с До- влатовым я описал на страницах приблизительно десяти в мини-романе «Ножик Сережи Довлатова», за который очень много огреб от литературной тусовки разных не- цензурных жидкостей. Довлатов прожил в Эстонии около двух лет. При этом он сохранил за собой ленинградскую прописку и ленинградское жилье, при этом у него одно- временно были готовы к выходу в таллинском издатель- стве две книги, одна взрослая, а вторая детская, и при этом он был сразу поставлен в штат газеты «Советская Эстония». После скандала, когда его рукопись книги «Зона» нашли у человека, арестованного по антисовет- скому делу, и его выслали… Ко мне было отношение по- дозрительное до предела. Потому что боялись, что я, так же как Довлатов, свалю за границу. Мы с Довлатовым разговаривали два или три раза. По телефону. Когда в 1987–1990 годах, уже была перестройка, я заведовал от- делом русской литературы таллинского журнала «Ра- дуга», мы первыми в Союзе печатали разные вещи, до того не печатавшиеся. Так вот первыми в Союзе мы в «Радуге» напечатали и Александра Введенского, и стихи Брод- ского, и «Четвертую прозу» Мандельштама, и два рас- сказа Довлатова. Вот один раз я звонил ему в Нью-Йорк, испрашивая позволения на публикацию. Второй раз, когда, значит, нужно было поправить там несколько мест, устранить фактические неточности, я звонил это согласо- вать. И третий — звонил он, сказать «спасибо» редакции. Вот наши все три телефонных разговора. Всегда можно разделить два момента, которые се- годня звучат так: есть товар, а есть бренд. Раскрученность бренда далеко не всегда соответствует качеству товара. Самый раскрученный бренд в литературе такой: самый великий писатель. Я могу сказать, что если хоть что-то по- нимаю в литературе, то Томас Манн никогда не был хоро- шим писателем. Тем не менее у литературной обществен- ности составлено такое мнение, что Томас Манн — клас- сик и писатель великий. В Советском Союзе жил гениальный писатель — Морис Симашко. Но поскольку он был слишком умен и писал слишком хорошо — для весьма тупой литературной общественности, — та его не знала. С Бродским произошло во многом аналогичное. Потому что. Когда в 1966 году Бродский написал «Пили-