№ 66 / Осень 2017

интервью OPEN №66 2017 20 писатели и читатели В 20 лет можно писать стихи. Прозу — невозможно, и уж особенно романы. Это занятие требует большого опыта, как профессионального, так и жизненного. Кроме того, в 20 лет меня занимали магниты попритягательней. У меня нет никаких претензий на то, чтобы быть этой самой высокой литературой, я говорю это безо всякого комплекса, потому что я действительно считаю, что мас- совая литература значительно более важная, интересная вещь, и можно достичь гораздо больше, и перепробовать гораздо больше, и главное, очень много людей оценят твои старания. Из современных писателей мне кажется значительной проза Михаила Шишкина, Сергея Гандлевского, Люд- милы Улицкой. Пелевина с Владимиром Сорокиным мне тоже читать интересно. Впрочем, из меня паршивый лито- бозреватель — я почти ничего художественного не читаю. Не хочу перебивать свою внутреннюю литературную эво- люцию чужеродными влияниями. Это в моем ремесле не- полезно. С тех пор как я начал писать художественную литера- туру, я почти перестал ее читать совсем. Все мои впечат- ления о современной литературе заканчиваются осенью 2000 года, когда я ушел из редакции журнала «Иностран- ная литература». С тех пор я читаю только документаль- ную литературу, а также, так сказать, архивные доку- менты. Современная литература мне кажется довольно скучной. Чтение художественной литературы должно быть захватывающим приключением — интеллектуаль- ным, или духовным, или эмоциональным. Иначе зачем она нужна? За время работы в «ИЛ» я прочитал тысячи рома- нов, но приключением для меня стали хорошо если пять- десять из них. Была у меня идея: помочь новым авторам запуститься. Допустим, я даю сюжет, соавтор пишет текст. На обложке два имени, гонорар пополам и т. п. Так сказать, обзаве- стись командой единомысленников (но разностильников). Пока не доходят руки. Как и до другой давней идеи: вы- ступить тандемом с кем-нибудь из состоявшихся писате- лей, кто пишет совсем-совсем по-другому. Интересно, что получилось бы. В России у меня более или менее постоянных читате- лей, наверное, миллиона три (если исходить из стандарт- ного расчета, что одну купленную книжку в среднем про- читывают три человека). За границей — не знаю. Переводов-то много, но книжки не везде хорошо прода- ются. «Азазель», например, как мне тут рассказали, про- дал в Дании несчастных 400 экземпляров. Мода на Бориса Акунина прошла, к счастью. Я долго и терпеливо ждал, пока это закончится. Мода вещь полез- ная в том смысле, что она расширяет круг твоих читате- лей, пока она есть. Потом она уходит, и ты остаешься с тем кругом, которым ты за это время обзавелся. Хотя бывает, что мода возвращается. Это произошло с Траволтой после «Криминального чтива». Или с нашим Алексеем Баталовым. Или с Людмилой Гурченко. Приме- ров не так мало. Признаком величия той или иной национальной лите- ратуры является, полагаю, вклад в мировой литературный процесс, степень влияния на культуру и менталитет на- рода, наличие плеяды великих имен (один Гарсиа Маркес не сделает колумбийскую литературу великой), «неско- ропортящесть» — в такой последовательности. Говоря в общем, великий писатель вполне может быть в частной жизни дураком и бякой. Ну а сколько среди от- личных людей скверных писателей… На мой взгляд, Достоевский прежде всего велик тем, что его занимают тонкие сферы души, те неразличимые глазом швы на ленте Мебиуса, где лицевая сторона и из- нанка меняются местами. Ну и завораживающим, почти шаманским потоком слов. Второе для западного читателя, к сожалению, пропадает, но вполне достаточно и первого. прогулки по москве В Москве я люблю гулять по бульварам, по переулкам Белого и Земляного городов. Очень люблю Хамовники и всё вокруг — там прошло мое раннее детство. А в Под- московье больше всего люблю Звенигород и Новый Иеру- салим. Москва была дырой и культурным захолустьем. Се- годня это витальный и брутальный, безжалостный и пре- красный Город, в котором плохо быть старым и замеча- тельно быть молодым. Это вампир, который высасывает талантливую кровь из всех капилляров огромной, быстро меняющейся страны. Это, конечно, плохо для России в целом, но для Москвы замечательно. мечта Я очень люблю собак; когда я вижу собаку кого-то из гостей или знакомых, я должен подойти к ней, познако- миться, тискать, хватать, за это мне немедленно прихо- дится расплачиваться, потому что у меня жуткая аллергия на собак, я сразу начинаю плакать, истекать флюидами и так далее, и тому подобное. Поэтому я не могу иметь со- баку, чувствую себя в этом смысле фактически Эрастом Петровичем Фандориным, который никак не может найти идеальной любви. Аллергия, насколько мне известно, наряду с мигре- нями — одно из самых загадочных заболеваний человека, своего рода расплата за отдаление от природы. Лечить их никто толком не умеет. У меня есть знакомая, у которой дома две старые собаки, и вдруг началась аллергия, силь- ная. Несколько раз ей вызывали скорую помощь, так ей было плохо. Принимает каждый день таблетки, делает уколы. Ну а что делать? Не усыплять же?