№ 67 / Зима 2017-2018

интервью СОДИС 21 работали за идею, а потом оказалось, что никакой идеи нет, одно говно. И тогда появились казенные дачи, спец- пайки и прочая ерунда. И у нас точно так же. Правитель- ство Гайдара ощущало свою особую миссию, предназна- чение — Россию меняли. Правительство Черномырдина никакой миссии не имело, так, работали себе и работали. Вот тогда и началась реальная коррупция. Даже если бы не было истории с Гайдаром и с прави- тельством, я, возможно, все равно бы вернулся; воз- можно. Тогда была другая ситуация — фундаментально иная! Было ощущение, что нам дали шанс сделать то, к чему мы себя готовили всю нашу жизнь — образованием, нелегальными семинарами, чтением книжек… Я видел это так, что я еду в Москву, чтоб реализовать историческую миссию! И, во-вторых, это была самореализация профес- сиональная… Такой юношеский идеализм присутство- вал… Хотелось изменить страну к лучшему… Есть чувство неловкости за несколько вещей. За жела- ние работать в правительстве. Мне этого так хотелось в то время! Но сейчас-то я понимаю, что роль правительства в жизни фундаментально преувеличена. И роль тех, кто в нем работает, тоже преувеличена! Есть неловкость от моей тогдашней веры в экономический детерминизм. Люди, которые получили экономическое образование, ду- мают, что если в обществе поменять правила, законы про- писать, как деньги зарабатывать и как тратить, то в стране начнется новая жизнь. Мы в этом глубоко были уверены! Но сейчас я хорошо понимаю, что можно принять кучу законов, да их уже, кстати, и приняли, но что-то жизнь от этого не меняется. Потому что — я писал об этом — в умах нужна революция. Вот за такую наивную свою веру в то, что можно все поменять, за свой такой энтузиазм юношеский немножко стыдно. Еще стыдно, что мы так переживали из-за всего. Из-за всякой ерунды — из-за отношения к нам Бориса Николаевича Ельцина переживали! Стыдно, что мы пыта- лись нравиться Борису Николаевичу. С годами пропадает желание, чтоб тебя любили. Желание нравиться кому-то, кроме любимой женщины, тем более начальникам, по- стыдно. Раболепие у нас ужасно сильно развито. В 1991– 1992-м мы многое не сделали потому, что хотели понра- виться Борису Николаевичу. А если б вместо этого отста- ивали свою позицию, сделали б больше! Не надо было думать о себе как о великом историческом деятеле. И о нас, министрах, как об историческом правительстве, ко- торое поменяет страну. Да ничего оно особенно не поме- няет… Ну ушли мы, но за 1992-м, между прочим, наступил 1993-й... Когда по Белому дому стреляли. Я не хочу ска- зать, что у команды Гайдара не было ошибок. Было, и не- мало: у Гайдара не было собственной политической линии, он был недостаточно жесток и последователен. Мы не разработали толком механизмов компенсации «сгоревших сбережений». Предвидели опасность финан- совых пирамид (к нашим услугам был мировой опыт по этой части), но не сумели вовремя с ними разобраться. В эпоху революций поднимается пена, а пена, она всегда такая яркая — на солнце блестит, развлекает. Но это всего лишь пена! Это наша собственная тупость, что мы не можем развлекать себя спокойно в нормальных ус- ловиях. Может, лучше книжки читать или писать, чем сле- дить за постоянными скандалами. большой бизнес Есть perception, что все олигархи, вообще все люди из большого бизнеса — абсолютные подонки, что они все на- воровали, украли… Что жизнь бизнесменов — постоян- ная разводка… В этом есть некоторое преувеличение. Есть достаточно большое количество людей, которые аб- солютно нормальны — в интеллигентском понимании этого слова. Это такой мифический мир — мир богатых… Так же, как и мир власти. Он всегда опутан какими-то легендами… Которые к жизни не имеют серьезного отношения. Поэ- тому тут трудно комментировать… Действительности это вообще не соответствует. Ничего плохого нет в том, что работа во власти дает какой-то трамплин, это естественно. Это во всем мире так, это нормально. Создавать себе некую интеллектуаль- ную базу и связи, которые потом дадут возможность ра- ботать, в этом ничего плохого нет. Я в банк попал благо- даря тому, что был министром. Я попал потому, что они искали людей, которые знают что-то, понимают в устрой- стве власти. А не было б у меня в жизни периода работы во власти, то я остался бы, скорей всего, академическим ученым. Когда мне хочется думать о нравственности, то иногда возникает желание что-то об этом написать. И я это делаю. таланты и поклонники Нет сегодня людей уровня Ефремова, который созда- вал новый театр. Да и в кино все великое уже снято какое-то количество лет назад. Артистов масштаба Бори- сова или Лебедева я тоже не замечаю… А писатели? Я вот раньше Пелевина читал, очень серьезно к нему относился, но, мне кажется, он перестал развиваться совсем. Сейчас нет поэтов уровня Окуджавы и Вознесенского, не говоря уже о Бродском. Ни одного большого поэта! Первый раз в истории России за последние двести лет ни одного по- настоящему большого поэта! Ни одного большого худож- ника. Одна из проблем России, что большую долю талант- ливых, энергичных людей истребили и выгнали. С людьми у нас такой провал… После революции пять миллионов человек уехали! А остальные были добиты на войне и в лагерях — это еще двадцать миллионов. Одна из колос-