№ 77 / Весна-Лето 2021

СОДИС 123 — Немедленно отпусти! — Я же тебе поймал! —Мне не надо! Краб хочет жить! — Ладно! — мрачно ответил он и отпустил краба. Я бы нарисовала эту руку… влюбленно взметенную вверх… с красиво намеченными юными мышцами. И чтоб блики воды отсвечивали от ее загара. Ибелый пушок. Илето. Он уже вертелся, бултыхался, возился в воде как щенок. А я все горевала об упущенном мгновении. Ушедшем навсегда. Никто его не увидит. А я — не удержала. Я не смогу. Я просто не сумею. У меня нет такой техники, такого опыта. Такого понимания! Скорей бы повзрослеть! — А ты курила когда-нибудь? Только честно! Вот же пристал, приставучка! Я, злясь на упущенное мгновение (зачем так красиво руку выбросил, я же еще не умею), подошла к самому краю пирса, чтоб сказать что- нибудь ехидное. Намекнуть по крайней мере, как он мне надоел. Он лежал на спине, раскинув руки и ноги. Под ним, над самой галькой, плавала его тень. — Замри так!!! От испуга он пошел на дно, а вынырнув, завопил: — Ну ты даешь! Меня чуть кондратий не хватил! — Кто тебя чуть не хватил? Какой такой Кондратий? И мы с ним захохотали во все горло. — Краб тебя за попу чуть не хватил! — поддразнила я. Онфыркнул и насупился. Он не терпелфамильярности. Детского обращения. Он был в меня влюблен. Он страстно хотел быть взрослее самого себя. Как и я. Нас обоих распирало тяжелое горячее чувство. И оба не были готовы выразить его. Мы оба не знали как. Я хотела быть художником, а он хотел быть моим парнем. Но мы оба были еще маленькие. — Лови меня! — я прыгнула бомбочкой, специально близко, чтоб напугать; его подбросило волной от моего прыжка. — Ага! Испугался? — Ты вообще какая-то! — сказал он с осуждением и восторгом. — Поплыли? И мы поплыли к буйкам. Море нас примирило с самими собой. Это я научила мальчика плавать. И он это помнил. Чем дальше мы отплывали от берега, тем ощутимее становилась бездна под нами. Мы были сосредоточены и терпеливы, мы берегли силы, и, если он сбивал дыхание, я объясняла, как выровнять. Теперь мы думали о жизни в самом простом ее смысле, строгом, не праздничном. Возле буйка мы остановились, уцепились за канаты, опоясывающие буй, и стали ждать, пока напряжение уйдет из мышц. — Смотри! — крикнул он. — Смотри! Он показывал на берег. Я оглянулась. Я давно уже не удивлялась этому чувству — своей непричастности к далекому берегу. А он, конечно, еще не привык. — Как думаешь, они нас видят? — Они о нас забыли. И он не мог поверить своим глазам — как он далеко от берега, как далеко… — Отдохнем немного! — сказала я. — Как я тебя учила? Ложись на спину и закрой глаза. И мы легли на спину и закрыли глаза. И я исчезла. Когда я открыла глаза, от неожиданности я глубоко втянула воду носом и долго противно кашляла. Он смотрел на меня испуганно. Одной рукой, побелевшей от напряжения, он держался за канат буя, другой намертво вцепился в лямку моего купальника. — Отпусти! Он отпустил. — Что со мной было? — Ты спала. — Это невозможно! — Ты спала! Что, я врать тебе стану?! — Но я бы воды нахлебалась! — Так я же тебя держал за шкирку! — он уж кричал. — Голову твою держал! — Чего ж ты меня не разбудил? — Ты же спала! — он совсем разозлился. Кровь снова прилила к его посиневшим губам, он разогрелся. Мы поплыли обратно. На следующий день они уезжали в свой Иркутск. Его родители, как большие, слегка недоверчивые медведи, долго обнимались с моими родителями. Им очень понравился наш отель с садиком, балкончиками и завтраком на террасе. Он отозвал меня в сторону, и губы его были такие же бледные, как в море, когда я спала. — Я тебе буду писать письма, — сказал он. — Ты будешь мне отвечать? — Буду, — обещала я. — Клянись. — Клянусь. — Клятвой клянись — чтоб мне сдохнуть! — Чтоб мне сдохнуть! — Чтоб ни дна ни покрышки! — Ни дна ни покрышки! И они уехали. Ну, конечно, никакого письма он мне не написал. Чего и следовало ожидать. Ах, да! Осенью я поступила в Суриковскую академию на отделение станковой живописи. Моя работа «Портрет мальчика» получила высший балл. О! Иллюстрация Елены СТАНИКОВОЙ РАССКАЗ