№ 79 / Осень-Зима 2022-23

интервью OPEN №79 2022–2023 20 —Ваш отец — художник, дедушка —физик-ядерщик, а вы мечтали стать клоуном, но после школы вдруг пошли учиться на факультет дефектологии. Это очень запутанный путь в театр и кино. Когда вы поняли, что хотите быть режиссером? — Мои первые уроки режиссуры ситуативно вынуж- денные и, пожалуй, забавные. В СССР моего детства в 21.30 по телевизору начинали показывать кино. Я мог смо- треть фильм первые полчаса, а в 22.00 с тяжелым вздохом отправлялся спать в свою комнату. Режим. Стены в хру- щобе были тонкие, фанерные, комната смежная, слыши- мость прекрасная. Я лежал в темноте и слушал диалоги, создавая визуальный ряд в своем воображении. В шестом классе я влюбился в учительницу истории Елену Леонидовну. Ей было лет двадцать пять, она была красавица и умница, настоящая кинозвезда, сексапильна так, что у мальчиков перехватывало дыхание. Она носила мини-юбки по моде шестидесятых и в обход школьной программы развивала нас интеллектуально, за что ее не- навидело начальство. От Елены Прекрасной я впервые услышал имя Михаила Булгакова. Однажды она повела нас в кино на фильм «Бег» Алова и Наумова. Этот фильм сдвинул в моем сознании первый камень, это было пред- чувствие пути. Елену съел совковый коллектив, она ушла, а еще через год я решил, что не буду учиться в этом гадюшнике, и пе- решел в школу №59 в Староконюшенном переулке. Здесь было все, что нужно: свободный дух, литературный фа- культатив, который вели аспиранты МГУ, школьный театр. Здесь преподавала гениальная Роза Дмитриевна Щербакова. Она водила нас на спектакли Анатолия Эф- роса и Георгия Товстоногова, ставила с нами пьесу Шварца, она за ручку привела меня в детский театр-сту- дию. — «Мои университеты» для вас — это двор, крыши, книги, фильмы, семейные посиделки с родителями и их друзьями? Чем вам запомнилось детство в центре Мо- сквы? — Мое детство — это двор, улица, Измайловский парк, Опытное поле под Москвой и неиссякаемая страсть к игре. Хоккей, футбол, казаки-разбойники, прятки, са- лочки, вышибалы, ледяная горка, снежная крепость, санки, лыжи, коньки, велосипедные прогулки, классиче- ская борьба, настольный теннис — все это важнее чтения и тем более домашней работы. По-настоящему книги вошли в мою жизнь сравнительно поздно, лет в тринад- цать. Главным моим увлечением была фантастика — Жюль Верн, романы и повести братьев Стругацких. Помните, «Короткий фильм о любви» Кшиштофа Кесьлёвского? У меня в детстве была похожая история. Я был безумно влюблен в девочку из соседнего класса и, расположившись в доме напротив, часами подсматривал за ее жизнью в бинокль. Как она делает уроки, читает, танцует перед зеркалом. Знаю, это ужасно, но вуайерист во мне легко затыкал рот нечистой совести, предчувствуя кинорежиссуру. — У вас есть армянская, грузинская, русская, еврей- ская, французская, немецкая кровь. Что вы знаете о своих корнях? Вам это помогает, потому что все при- нимают за своего, или наоборот? — По отцовской линии и до прадеда Иосифа все мои предки — художники и архитекторы. Прадед построил в Тифлисе много домов в стиле модерн, некоторые из них дожили до нашего времени. Моя немецко-французская бабушка Алида Августовна Мюллер происходит из семьи немецких пиетистов, которые эмигрировали в Россию в начале ХIХ столетия. Это движение внутри Лютеранской церкви, где ощущение живого и глубоко личного общения с Богом ставится выше церковных догматов. Бабушка по материнской линии, Валентина Васильевна Чижова, из семьи старообрядцев. Большая крестьянская семья до ре- волюции жила под Москвой, в Шараповой Охоте. С ба- бушкой я впервые пришел в церковь в Турчиновом пере- улке, где ощутил красоту и гипнотическое воздействие православной литургии. Прадед по линии мамы, киевля- нин, работал в банке. Несмотря на сложный букет кровей, я ощущаю себя русским человеком. Москва — мой родной город, в со- вершенстве я владею только русским языком и зарубеж- ных авторов читаю в переводах. И все-таки я замечал вне- запное и таинственное влияние генов. В юности был дол- гий период увлечения немецким романтизмом. Потом французской новой волной. Особенно фильмами Франсуа Трюффо. Непреходящая любовь к музыке Баха, интуи- тивное понимание наследия Вагнера. Немецкая драматур- гия: Бюхнер, Брехт, Вайс, Хакс. Немецкое кино: Фассбин- дер, Херцог, Шлёндорф, Вендерс, Тыквер. Меня всегда притягивала французская драматургия: Мольер, Бо- марше, Ростан — из тех, о ком я всегда вспоминаю, когда выбираю материал для работы. Принимают за своего? Пожалуй. В Риме, Тбилиси или Париже меня часто принимают за автохтона. До тех пор пока не откроешь рот. В принципе, я считаю себя гражда- нином мира. Но театр сегодня — это разновидность поэ- зии, а стихи можно сочинять только на том языке, кото- рым владеешь в совершенстве. Кино, которое я хотел бы снимать в идеале, тоже разновидность поэзии. Но до этого уровня языковой свободы мне еще далеко, пока не дорос. — Что значит быть модным режиссером? Множе- ство предложений от театров, большие гонорары, сво- бода самовыражения, зависть коллег, боязнь провала… — Насколько я знаю, в театре нет огромных гонора- ров. Да и предложений от театров у меня нет. На то есть особые причины, о которых лучше известно директорам и их бдительным кураторам. Что касается моды — она бы- стротечна, приходит и уходит, цепляться за нее не вижу смысла. Потому что в нашей работе главное — изменчи-