№ 79 / Осень-Зима 2022-23

интервью СОДИС 21 вость, наследственность и отбор. То есть эволюция. Для режиссера развитие и усложнение художественного языка — единственный способ оставаться живым и адек- ватным эпохе, которая неизбежно меняется с приходом нового поколения зрителей. Я бы сказал, это рецепт вы- живания не только для режиссера — для политиков тоже. А страх провала — это нормально. Гарантий успеха не существует, и ты никогда не знаешь, что выйдет из твоих рук — истинный шедевр или неловкая попытка его соз- дать. — Вы говорили, что театр не надо понимать, в него надо нырять. Это так? Что такое «почерк Мирзоева» в театре? Меняется ли он со временем? —Я имел в виду вот что: восприятие сценической игры и удовольствие от нее связано с открытостью сознания и способностью зрителя отключать аналитику, рациональ- ный ум и включать воображение. Только так ты можешь почувствовать энергию актеров, услышать не только текст, но и биение их сердец. Ведь в момент театрального действа зритель попадает в голову актера, слышит его мысли. Актер же играет на душевных струнах зрителя и вызывает бурю в его голове. Искусством мгновенного подключения от природы владеют женщины, поэтому они тянут мужей в театр, а не наоборот. Несомненно, режиссерский почерк, то есть форма, со временем меняется. Это напрямую связано с развитием— сегодня меня захватывают другие темы, не те, что волно- вали десять или двадцать лет назад. А новая тема, чтобы раскрыться, требует иной формы, иного языка. — Есть ли, на ваш взгляд, в искусстве запретные темы? Элем Климов, например, снимал, как убивают ко- рову, Алексей Балабанов — настоящих бандитов… Есть ли у вас табу в профессии? Или художник должен быть свободен в выборе средств, тем? — На мой взгляд, искусство для того и существует, чтобы расколдовывать табу, избавлять человека/челове- чество от невроза и фрустрации. Искусство играет в куль- туре роль психотерапевта. Табу штука условная, как, впрочем, вся наша цивилизация. Например, деньги — чи- стой воды условность. Мы договорились, что эти бумажки что-то значат. И все. А с наступлением цифровой эры деньги уже не материальная сущность. Хотя и не духовная тоже. Табу обусловлены религией, уголовным кодексом, правилами хорошего тона. И в разных культурах табу су- щественно разнятся. Скажем, в японской культуре счита- ется неприличным смотреть в глаза собеседнику, в рус- ской культуре — ровно наоборот. Для меня в искусстве нет табуированных тем и запре- щенных приемов — что-то соответствует моему вкусу, а что-то нет. При этом я не считаю мой вкус эталоном. Мы, люди, при всем сходстве наших тел интеллектуально и психически очень разные. И любим мы разные вещи. Именно поэтому творческая свобода — необходимое, хотя и недостаточное, условие культурной эволюции. Из- менчивость, наследование, отбор. Живая природа успешна, потому что свободно экспериментирует. Нам бы с нее брать пример — больше было бы толку, меньше споров о том, что допустимо, а что нет. В конце концов, Авторживой природы — самый первый и самый авторитетный творец в нашей Вселенной, не правда ли? Тогда к чему все эти рас- суждения о том, что «государство субсидирует театр и кино, поэтому имеет право диктовать приоритетные темы, навязывать повестку, табуировать лексику или слишком откровенные сюжеты»? Так и хочется процитировать диа- лог из фильма Милоша Формана «Народ против Ларри Флинта»: вам кажется непристойным обнаженное женское тело, а вышибать мозги на экране — это окей?.. — Вам когда-нибудь запрещали снимать или ставить спектакли? —После 2014-го я не поставил ни одного спектакля на больших сценах. Не считая единственной антрепризы, но это особые правила игры. Да и на камерных сценах ра- боты было немного — два спектакля в Молодежном теа- тре: «Оборванец» и «Олеанна». Спасибо Алексею Влади- мировичу Бородину — протянул дружескую руку. По- чему так резко коллеги-худруки перестали приглашать? Видимо, потому что у нас с бывшим министром культуры господином Мединским разные представления о свободе. — Как относитесь к критике? — Если критика умная, с хорошим креном в культуро- логию, тогда все равно, хвалят мою работу или ругают, главное, чтобы читать было интересно. Я считаю, критик для режиссера должен быть адекватным собеседником, коллегой, понимающим кино или театр не менее глубоко, чем автор, которого он анализирует. Но такую критику сейчас редко встретишь, она появляется в специальных журналах. Да и роль критика сильно изменилась. Когда-то статья в центральной прессе могла изменить судьбу спек- такля и даже режиссера, теперь широкая публика все больше ориентируется на социальные сети, то есть на са- рафанное радио, и все меньше на ревю. — Сейчас для привлечения зрителя в театр стали за- зывать на сцену популярных блогеров. Если бы вас попро- сили взять в спектакль условную Бузову, как бы отреаги- ровали? Кстати, вы ругаетесь на работе матом или на- выки, полученные в пединституте, позволяют найти подход к любым неадекватным коллегам? — Ничего не имею против смелых менеджерских решений, помогающих продать спектакль. Но есть одна проблема: игра на сцене требует специальной актер- ской техники, которой учатся довольно долго, лет де- сять, не меньше. Ну и плюс к тому желательно иметь дар драматической актрисы (или актера), что встреча- ется довольно редко. Но иметь такой дар абсолютно императивно, если хочешь играть главную роль. Ведь на другую условную Бузову не позовут? Что касается мата — есть грех, бывает, порой выру- гаешься в сердцах. Но во время работы это случается