№ 83 / Осень-Зима 2024-25

интервью OPEN №83 2024–2025 20 относились очень тепло и нежно, с сочувствием. Мы, бо- соногие ребята, пришли учиться музыке довольно само- надеянно. Но нас приняли! Я был самым маленьким по росту, и все меня называли Женечкой. Учителя были на- строены, чтобы во всем нам помогать. Особенно мне было приятно от того, что я, сельский парень, играю на виолон- чели! Люди понятия не имели, что это за инструмент, по- этому когда я приехал с ним на каникулы, все село собра- лось посмотреть на странную «штуковину». — На что же вы жили? — Играл на свадьбах и на танцплощадках подрабаты- вал. А как иначе? Стипендии не хватало. Мама привезла мне много сухарей. Хотя той же ночью их у меня украли. Так же как сапоги резиновые… Мы ходили босиком, по- тому что не было денег обуться. В общем, веселая была пора. —Ваша дочь Виорика рассказывала, что после пожара в поезде вы повредили руку и больше не могли играть. Как это произошло? — К руке история с пожаром не имеет отношения. А дело было так. Я ехал из Москвы в Кишинев. Вышел в коридор, увидел дым, стал стучать в двери купе, кричать, чтобы срочно выходили, задымление, пожар, но никто не вышел, уходи, мол, пьяный. Все разгорелось… Я стал вы- таскивать людей… Разбил окно, дым был какой-то ядови- тый, все ведь из пластмассы… Потом вышел обгорев- ший — тело и руки. — А что все-таки с левой рукой? — Пожизненная болячка — плексит. Воспаление пле- чевого нервного сплетения. В студенческой молодости меня даже направляли на лечение под Киев. Представля- ете, какой почет! Там меня подлечили, рука стала дви- гаться, но до сих пор реагирует на изменения темпера- туры. — Вы из-за этого были вынуждены оставить инстру- мент? — Я понял, что играть на виолончели так, как мечтал, больше не смогу — рука не позволит. А играть плохо не имею права. Короче, второй раз пришел учиться в консер- ваторию на композиторское отделение. Слава богу, по- пался замечательный профессор Соломон Лобель, кото- рый послушал мои самодеятельные работы, с ними я уже выступал на телевидении, по радио. Он стал моим руково- дителем. Вообще на моем пути встречалось очень много хороших педагогов, которые помогли поверить в себя. — Большинство знает вас как автора знаменитого вальса к фильму «Мой ласковый и нежный зверь». Правда ли, что вы написали его за одну ночь? —У меня нет мук творчества. Я пишу мгновенно, вальс это или балет — все равно. И не берусь писать, если нет энергии, которая движет. Музыка — очень капризная дама. Если она видит, что там слишком много терзаний и сомнений, уходит к другому. Поэтому я, наоборот, стара- юсь успокоить эту даму и быстро все записываю. — То есть вы пишете сразу на чистовик? — Да, пишу сразу на партитуру. Не выписываю от- дельно для фортепиано, для того, сего… Если чувствую, что там скрипка, кларнет или флейта — зачем что-то еще придумывать? У меня вообще не бывает черновиков. — Это правда, что в 2000-х годах ваш вальс запре- тили в ЗАГСах Москвы? Потому что не хотели пла- тить автору гонорар? — Я помню этот печальный период. Не думаю, что это было решение Московского совета. Мне кажется, все проще. Кто-то стремился что-то написать — и не полу- чилось. А чтобы себя высветить, надо потушить остальные фонари. — У вас в ЗАГСе только один конкурент и был — Мендельсон. — Бедный Мендельсон… — Вы женились в 25 лет на девушке, с которой были знакомы всего три дня, и живете с ней всю жизнь. По- вашему, так быстро, три дня, достаточный срок, чтобы узнать человека? — Я думаю, что тут присутствуют две составляющие. Одна эмоциональная. Другая информационная. У меня в приоритете эмоциональная. Будет это три дня, 30 дней или три года — ничего не решает. И потом, где гарантия, что через три дня ты встретишь кого-то более подходя- щего? Это все на подсознании. Я поверил своему чувству, своему ощущению. Если вникать и ковыряться в дета- лях — ничего хорошего это не даст. В приоритете эмоци- ональная субстанция. Она более правдоподобна. Разум пусть занимается своими делами. —Слушая музыку, вы представляете себе автора, его личность? — Что я не представляю, слушая музыку, так это лич- ность того, кто ее написал. Она меня вообще не интере- сует. Мне любопытен образный мир, который этой музы- кой выражается. Автор всегда остается в стороне, как будто его и не было. —Почему сейчас нет композиторов уровняШостако- вича, Прокофьева, Рахманинова? Бытует мнение, что сегодня техногенная эра, когда процветает бизнес, а не искусство. —Не знаю насчет бизнеса, но то, что мир искусства и мир музыки изменился — это правда, к великому со- жалению. Да, не появляются Рахманиновы, не появля- ются Шостаковичи. Я пытаюсь это как-то оправдать. Природа тоже не вся гладкая, как зеркало. Есть свои подъемы и спады. Сейчас произошел явный спад. Бах появился во время всплеска эпохи. Этот всплеск его поднял и питал. Сегодня мы оторваны от времени, от того, что происходит, мы сами по себе. И это ужасно. Мы сами виноваты, отошли от того состояния, когда творец и слушатель должны быть на одной волне. — В вашей системе ценностей что стоит на первом месте? Музыка, потом семья, слава, друзья…