№ 67 / Зима 2017-2018

интервью OPEN №67 2017–2018 20 везение и риск Я был бы последним самодовольным дураком, если бы выводил свой успех только из личных исключительных добродетелей. В жизни всегда есть место везению. Нас всегда учили, что подвигу, а оказалось, что везению тоже. Если б я родился где-нибудь в Урюпинске... Тогда, думаю, шансов у меня было бы немного. Да и от времени много зависит. Я думаю, мой отец был не менее способ- ный, чем я. А в общем шансов больших жизнь ему не дала. Нам, конечно, ужасно поперло с временем. Деньги стало можно зарабатывать! Мне лично ужасно повезло— с био- графией, с семьей, со всем остальным… Хотя обычно про везение говорят заурядные слабые люди, ничего в жизни не сделавшие. Вот они говорят: «Вам все прет». Ну как так: одним все прет и прет, а другим не прет и не прет? Бизнес — это вообще риск. Это готовность рисковать бла- гополучием семьи, тем, что у тебя сегодня уже есть. Кто-то угадывает, кто-то нет… латышские стрелки В общегражданском советском паспорте у меня было написано «латыш». Мой дед из латышских стрелков. Он плохо говорил по-русски. Я его не застал, его расстреляли в 1937 году, как и второго моего деда, профессора-метал- лурга. Рос я без них… А если копать еще глубже, так корни Авенов на самом деле не латышские, а шведские. Когда остатки разгромленной армии Карла XII отступали через Латвию, то в Яунпиеболга — там на востоке есть такое место — у кого-то из шведских солдат случилась любовь с поселянкой. От этой любви и пошли Авены. Когда финский президент Мауно Койвисто приехал в Мо- скву, он заинтересовался моей фамилией; у него хобби — генеалогия. А когда я попал в Финляндию — Ельцин туда поехал с ответным визитом и взял меня с собой, —Койви- сто уже все про меня знал. Я не говорю по-латышски. Латышское во мне — это некий миф, ничего культурологически во мне латыш- ского нет. Да и в отце не было. Он рос с русской мате- рью, с украинским отчимом. Моя мама — еврейка. Вид у меня смешанный. Во мне есть и еврейское, и латыш- ское, и русское. Безусловно, латышские стрелки сыграли вредную роль в российской истории, вредную—и очень страшную. Мой дед был одно время следователем питерского ЧК. Думаю, они там зверствовали… Даже если они и виноваты, они за свои заблуждения заплатили своими жизнями—их почти всех расстреляли. Искупили, не искупили, но заплатили полную цену. Отец мой был в самом центре московской жизни, у нас дома бывали выдающиеся люди: Олег Ефремов, Игорь Кио, лауреат Нобелевской премии академик Кан- торович и так далее… Люди, которые бывают у меня в доме… они менее интересны, чем те, что бывали в доме у моих родителей… В советское время у меня была пара знакомых офици- антов в «Арагви», это было очень удобно — они нас пу- скали, была ж проблема войти в ресторан… И благодаря такому знакомству что-то более вкусное можно было за- казать. Товарно-денежные отношения ведь уже властво- вали, и с официантом можно было договариваться о каче- стве продукта… Пьяный разгул, громкая музыка — меня это не прельщало. Тихо посидеть с девушкой в углу — это намного интеллигентней… Я в свое время лекции читал в Оше, там на рынке ходил в ресторан, достаточно грязный — пиалу вытирали полой халата, но все водкой дезинфицировалось. Для меня вкус- ней с тех пор ничего не существует, чем эти лагманы, че- буреки… «жигули» в вене У меня была квартира трехкомнатная в неплохом рай- оне Вены, которую мне оплачивала советская власть, по- скольку я уехал туда работать официально по контракту от Академии наук. У меня была машина «Жигули». Я каж- дое утро выезжал на работу на этой машине к девяти утра. Институт находился за городом…Вечером я возвращался, и, поскольку у нас тогда не было детей, мы с женой гуляли по Вене. Заходили в недорогие рестораны, если были на это деньги. А нет — сидели дома, смотрели телевизор, книжки читали, учили немецкий: жена его хорошо выу- чила, а я нет, потому что в институте работал с англий- ским. Это все длилось три года. Когда приезжал в отпуск, все говорили, наверно: «Вот это да! Вот поперло, а?» Джинсы, кроссовки… Уехать за границу, в капстрану — такое желание у многих было. Когда я, пусть на «Жигу- лях», ехал по автобану к себе в институт в потоке инома- рок… Было чувство: я такой же, как они, европейцы! Ты можешь спокойно купить банку пива, съесть на улице со- сиску и даже зайти в ресторан, и это все в капстране, это наполняло таким экстазным восторгом! Особенно первый год. В это не верилось, я думал: вот сейчас проснусь, и все кончится…Жизнь за рубежом, безусловно, относилась к разряду мечт. Потом это приелось, конечно. Контракт не кончился, и я мог еще там жить, но меня же Гайдар при- гласил в правительство работать. Министром! Я понимал, что происходят новые какие-то вещи. Приглашение в пра- вительство — это как билет в элиту. работа в правительстве Идя в правительство, я, конечно, впрямую о деньгах не думал. Более того, в правительстве Гайдара никто о день- гах не думал и взяток по определению брать не мог. Деньги берут тогда, когда нет ощущения миссии, нет идеи, ради которой работаешь. Я думаю, большевики в 1918-м