№ 81 / Осень-Зима 2023

интервью OPEN №81 2023–2024 18 детство —Владимир Иванович, вы себя с какого возраста пом- ните? — Вообще я помню довольно раннее детство. Мне было лет пять или, может, даже четыре... Я был выдумщи- ком всю жизнь. И вот у меня была такая драматичная история в детском садике. Играем в песочнице, и мне за- хотелось, чтобы меня пожалели, хотя я был лидером всегда. И вот стал я рассказывать, что в семье я приемный и отец жестоко со мной обращается. Так случилось, что в это время за забором проходил отец и услышал всю эту историю. Он пришел в сад за моей сестрой, стал ее заби- рать, а на меня ноль внимания. Я рядом суечусь, прыгаю: «Папа! Папа!» А он говорит: «Ну я же тебе не родной». Это, конечно, был урок, я должен сказать. Вы же слышите, я слегка картавлю, да? Вот это тоже раннее воспоминание, очень предметное. Я все четко помню. Даже имя мальчика. Его звали Женя, а фамилия была Пенченко. Он картавил, а я его передразнивал. А за- кончилось это тем, что я стал картавить, а он перестал. Такое было Божье наказание. Вот такие воспоминания. — Расскажите, пожалуйста, о своем доме. Вы же на Алтае родились? — Да, в Славгороде — это маленький такой город, как будто специально созданный для детства. Тем более что у меня отец сам построил дом, гвозди даже для этого на за- воде тырил, уносил в карманах. Я об этом рассказал сце- наристу Валере Золотухе, и мы вставили такую фразу в фильм «Мусульманин», когда героиня Нины Усатовой говорит: «И кровать, на которой я вас родила, тоже из ворованных досок». Это такая была норма. Не от хорошей жизни. Я считаю, что мне повезло: отцовский дом- пятистенок, родня, все это пространство действительно как будто специально были созданы для детства. Но, зна- ете, уШпаликова есть стихотворение замечательное: «По несчастью или счастью, истина проста. Никогда не воз- вращайтесь в прежние места. Даже если пепелище выгля- дит вполне, не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне». И знаете, я в Славгород специально не езжу. Меня зовут, даже обижаются, но дома нашего уже нет, а я хочу со- хранить в памяти образ детства. Я очень дорожу этими воспоминаниями. У меня даже в телефоне есть фотогра- фии, где я маленький, сестра маленькая, мама сидит с папой на лавочке в парке, у меня и звук оркестра запи- сан, у нас там оркестр часто играл. Вот мы сидим на этой скамейке, у мамы платье такое крепдешиновое, а у папы рубашка в полосочку с пристяжным воротником… Когда я снимал фильм «Зеркало для героя», я даже просил, чтобы моих героев одевали как маму с папой. Понятно, что это какие-то мои радости домашние, но для меня это было принципиально важно. —Какие книги в детстве оказали на вас самое сильное влияние, может, даже сформировали характер? — У нас была одна маленькая библиотека в городе, и я там был постоянным клиентом. Читал взахлеб все, что вы- давалось по каталогу и на что был спрос. Меня поэтому пускали внутрь, в хранилище, и разрешали брать потре- панные книжки, которые уже не выдавали. Мой детский мир складывался из индейцев Фенимора Купера — Чин- гачгук, из книги «Последний из могикан», «Трех мушке- теров» Дюма. Я такой рукодельник был, в отца, и у меня постоянно были такие перья индейские — куриные, кото- рые я красил. Я делал уборы головные индейские, луки, стрелы, оружие всякое — шпаги мушкетерские… Потом уже зачитывался другими книгами, и все это интуитивно, на ощупь. Как будто меня природа напиты- вала чем-то, что мне потом может пригодиться. Мой лю- бимый пример в этом смысле — лет в восемь я увидел на титульном листе вид Крымского моста через Москву-реку и Кремль и, сидя под каким-то замшелым забором, пой- мал совершенно отчетливую мысль: «В Москву. В Москву. В Москву». Сплеталась «косичка» какая-то. — Какие самые важные открытия в детстве вы для себя сделали, которые потом отразились в ваших филь- мах? — Это было уже не детство, а достаточно ранняя юность. Я заинтересовался Набоковым, мне было лет двадцать, тогда уже учился в архитектурном, у меня при- ятель был, он в МГИМО учился и читал на английском «Лолиту». Первое, что я услышал про Набокова — это была «Лолита» на английском. Потом я много прочитал его произведений, и меня заинтересовало, что Набоков энтомологией увлекался — бабочек коллекционировал. И у меня тоже был бзик — коллекция мутаций крапив- ницы. Причем я ловил бабочек руками очень аккуратно, а Набоков — сачком. И когда я снимал «Бесов», наделил этим свойством Ставрогина. Достоевский забыл написать, где Ставрогин был в течение получаса, и я подумал, что это хороший шанс линию такую выстроить. Он гонится за бабочкой и ловит ее руками, а потом под микроскопом рассматривает — я тоже так делал. И меня в детстве по- ражало, что божественной красоты существо под микро- скопом превращается в монстра в шипах. А потом в днев- никах у Достоевского я прочитал, как он там про куколку бабочки рассуждает. То есть я интуитивно попал даже в тему. две «машины времени» — После школы вы поступили в архитектурный ин- ститут. Это была мечта детства? — Нет, конечно же! В детстве я хотел быть космонав- том. Но поскольку много читал, то испортил зрение, и мечта о космосе отошла на второй план. Потом у меня был период, когда я хотел быть следователем и даже не- множко отучился в юридическом институте, но вовремя понял, что это не мое. Я и на заводе поработал, пока на-