№ 84 / Весна-Лето 2025

рассказ СОДИС 123 — Приятного аппетита, Светлана Андреевна, пусть вам будет вкусно. Капучино для гримерши и костюмерши, девчонки просят посыпать корицей и нарисовать сердечки. Возвращается Женя, просит развить и повторить. Повторить кофе — это я понимаю, а развить-то что? Оказывается, идею двойничества Моцарта-Сальери. — Двойничество, — говорю, — отстой, замшелый XIX век, сейчас модно раздвоение личности. Варю, на этот раз мой любимый «Муссонный Мала- бар», вкус неяркий, но глубокий, сложный. Попутно развиваю. — Моцарт и Сальери — как Джекил и Хайд. В каж- дом гении живет ординарность, даже посредствен- ность, которая не может смириться с такой несправед- ливостью, поэтому хочет задавить гения в себе. Женя пугается: видимо, его внутренний Хайд заше- велился и подает сигналы. Удивительно, как серьезны творческие люди, они все принимают на свой счет. Гудвин не такой. Гудвин сразу бы все просек, всту- пил в игру, сказал бы что-то вроде «люблю гения в себе и себя в гении». Два года назад он предложил мне эту работу. Если б я его не знал с детства, подумал, что издева- ется. Тогда меня вышибли с кафедры, точнее, я сам себя вышиб. Как в дурном романе, они говорили ба- нальности, что грех губить такую блестящую карьеру, что слишком молод, что в академической среде осо- бенно ценится умение идти на разумные компро- миссы, что совершаю непростительную глупость, по- жалею, да поздно будет. Дурак, конечно. Простачок, дурачок, истопник. Какой нормальный чел сейчас пойдет поступать на философский факультет, окон- чит его с красным дипломом, кого позовут в аспиран- туру и сразу возьмут на кафедру, кто почти напишет диссертацию? Кто считает ключевой темой современ- ной философии проблему экзистенциального выбора? Считайте меня занудой, снобом и простаком и кем угодно. Гудвин тогда не сказал: «Подумай до завтра». Он сказал: «Начинаешь сегодня». И отвел в «Ящик». «Ящиком» наш квартал называют уже лет пятьде- сят. Несколько очень специальных институтов с очень специальными задачами, которые тогда называли «ящиками». Институты обросли жильем и постепенно всем, что прилагается к человеческой жизни. В середине семидесятых посреди большого «Ящика» построили «ящик» поменьше — Дом культуры, кото- рый прославился в богемных кругах. В первую очередь театром, самодеятельным, как из древнего фильма «Берегись автомобиля», где режиссером был Евстиг- неев, а Гамлетом после основной работы — Смокту- новский. Гудвин, который трудился старшим научным сотрудником в секретной лаборатории, был на харак- терных ролях. В перестройку тут поставили знамени- тый спектакль «Страна Оз», вроде как детский, на самом деле гротеск, бурлеск, сатира на грани дозво- ленного. Гудвин блистал — великий и ужасный, смеш- ной, страшный, жалкий, трогательный, почти святой. Амплуа и прозвище закрепилось. Когда в девяностые тут все развалилось — и вокруг, и внутри — и буквально начала проваливаться крыша, он пришел и всех спас. На руинах старого театра поя- вился новый. Название «Ящик» совпало с концепцией идеально: в ящике может оказаться что угодно, он может быть черным, может изумрудным, как город в сказке, даже пустым, иногда это лучше всего. В «Маленьких трагедиях» Гудвину уготована участь Скупого рыцаря. У нас тут все играющие — и директор, и главреж. Женя, будущий Вальсингам, делает третий заход. Про раздвоение Моцарта будет думать, хоть это до- вольно радикально. И вдруг предлагает роль статуи Командора. Мне. —Без грима, твоя невозмутимость так убедительна. —«О, тяжело пожатье каменной моей десницы!»— декламирую я. —И прикид как сейчас, — сканирует меня Женя, — черные джинсы, черная майка и это. Он тыкает пальцем. На моей майке написано: «Мы никогда не теряем пессимизма». — Концептуально, — бубнит он, — рукопожатно, мне нравится. — Согласен, но есть принципиальное условие. После дон Гуана спускаюсь в зал и жму руки зрителям. После паузы Женя начинает истерически смеяться. Картинка у него сложилась. — Ну вот, что ты тут, — говорит он, оглядывая мое рабочее место, — шел бы на режиссерский, отправлю тебя к своему мастеру, у тебя голова правильно устро- ена… «Мы артисты, наше место в буфете» — не нами ска- зано, зрители согласны. Бокс-буфет в «Ящике» — са- кральное пространство, где я варю καφές στην άμμο , мой честный кофе по-гречески. Это вам не экзистенциаль- ный выбор, чашка хорошего кофе каждый раз — выбор конкретный и пространство вариантов: сорт, сочета- ния, пропорции, температура, помол, вода, настрое- ние, терпение, терпкость, сладость, послевкусие…Чуть изменить — и все иначе, как в жизни. Когда-нибудь на- пишу «Философию кофе: Путь бариста» и проснусь знаменитым. Я не буду думать об этом завтра, я начну сегодня. О! Иллюстрация Таисии ЛАПТЕВОЙ